xom | Наша служба и опасна и трудна (Reply)

Свою первую работу я работала где-то классе в седьмом.
Летом от каждого порядочного ученика требовалась некая мифическая летняя практика. В качестве вариантов предлагалось что-то диковатое, не то торговля в продуктовом магазине, не то погрузка мешков с картошкой в вагоны поезда дальнего следования. Одним словом, мама моей подружки, работавшая редактором в журнале "Наука и Религия", спасла нас от этой страшной участи и устроила на лето внештатными сотрудницами на зарплату в пять рублей на двоих. Такие немеренные деньги платились за то, чтобы мы перессказали своими словами английскую десятистрочную статью про дома, которые строят из земли. Какое все это имело отношение к религии, я не знаю, и гадать не возьмусь, но статью мы написали. Очень вежливый дяденька-корректор показал потом результаты проверки нашего шедевра. Все слова за исключением буквально двух-трех были зачеркнуты, а сверху аккуратненько надписаны другие. До сих пор мысль о невероятной доброте этого дяденьки, который старательно черкал и надписывал сверху, вместо того, чтобы смять, выбросить и написать заново, меня умиляет. "Ничего! - бодро улыбaлся дяденькa - Главное - есть что исправлять!" Пять рублей мы пропили. Или проели. Собственно, я не помню, что именно мы с ними сделали, и даже точной суммы не помню, но это была первая в моей жизни зарплата.
Потом в последнем классе школы у нас появился таинственный предмет под именем УПК. Как расшифровывается эта загадочная трехбуквенность, я не знаю, но чтобы ею заняться, мы ездили куда-то к черту на куличики на трамвае и выбирали себе специальность. Там можно было запросто стать нянечкой в детском саду, медсестрой и даже продавщицей, но я выбрала интеллектуальный труд и стала барышней из справочной. Компьютеры тогда только начaли появляться и прикасаться к ним разрешали самым заслуженным и продвинутым барышням. Hас учили работать на каком-то невообразимом аппарате, к которому прилагался экран и штук пятнадцать тематических карточек. Карточку нужно было вставить в аппарат, хитро пошевелить специальной штучкой, подогнать буковки к циферкам и найти нужный телефон. Нужный телефон находился редко, чаще попадались ненужные. Тех, кто звонил в справочную требовалось называть абонентами. Барышни орали на бедных испуганных справляющихся страшными голосами и покрывали их отборным матом. На доске почета иногда появлялись записки с выговорами тем, кто "недоброжелательно разговаривал с абонентом". Мысль о недоброжелательности вводила нас в хохотальный ступор, который впрочем заглушался криками других, более доброжелательных барышень. Самым интересным моментом в работе было знакомство с загадочными душами абонентов. Они спрашивали разное. Одна бабушка-философ интересовалась, где можно купить фортепиано. "Мы даем только телефоны" - отвечала я. "Понятно" - грустно тянула бабушка - "а вот где бы мне купить детских мячиков, не подскажете?". Очень строгая женщина басовито требовала телефон Пугачевой. "Имя, Фамилия, Отчество, Адрес" - привычно тарабанила я. "Да вы что?!" - возмущалась тетка - "Вы что, телефона Пугачевой не знаете? Безобразие! Где ваше начальство? Куда оно смотрит?". Телефона Пугачевой мы так и не нашли, кстати, несмотря на то, что вспомнили, что звать ee Аллой Борисовной и живет она, наверняка, где-то на улице Горького. До сих пор я иногда представляю, как можно использовать фортепиано в комплекте с детскими мячиками, или думаю о том, что хотела сказать Пугачевой суровая женщина с басистым голосом.
На заключительный банкет справочниц пришел важный дядька-начальник и спрашивал о том, как оно. В этот момент я видимо улетела в астрал, потому что совершенно неожиданно для самой себя задала вопрос. Дело в том, что вопросы на публике я начала задавать только сейчас и то очень редко. А тогда, я даже не знаю, откуда этот вопрос вылез. Я спросила, зачем нас учат работать на этих газонокосилках, если все учреждение переходит на компьютеры. Дядька ответил что-то вроде того, что начинать надо с простого, а потом уже переходить к сложному. Я поинтересовалась, не рекомендует ли он научиться управлять птицей-тройкой прежде, чем сесть за руль шикарного авто. Он не понял.
Про колхозную картошку я рассказывать не буду. Нельзя считать работой меланхоличное сидение на грядке с носом засунутым в мамин шарф и ладошками, спрятанными в рукава чужеплечeй телогрейки.
А потом я приехала в Израиль.
Продолжение следует... может быть. А может и не быть.